Сторожка

Несколько слов к публикации

Говорят, Владимир Соколов — «забытый» поэт; честное слово, сам, своими ушами слышал, да не где-нибудь, а на телеканале "Культура". Что ж, людей с никудышней памятью всегда было много, они, конечно, достойны сожаления, но не более того. Поэзию эти проблемы не волнуют («Забудут? Вот чем удивили!» — помните?). Правда, на той же "Культуре" сравнительно недавно был-таки фильм о Соколове, и некоторые мои друзья восприняли его с энтузиазмом: вот ведь, мол, не забыли все-таки, помнят! Увы, не могу разделить этой радости. О Соколове-человеке там было, что называется, кот наплакал, о Соколове-поэте и того меньше. Фильм целиком был посвящен истории отношений поэта и Марианны. Да, согласен, вполне корректный и даже тактичный — по нашим-то временам — фильм, но только об этом. А ведь Соколов сам, простым, так сказать, русским поэтическим языком сказал: «Я славы не искал, зачем огласка? Зачем толпа вокруг одной любви?». Не слышат.

Так все и сходится: поэтическая глухота неибежно приводит к проблемам с культурной памятью.

— Ну, не все же такие беспамятные! — скажете вы. И, конечно, будете правы. Есть и сегодня такие критики, которые утверждают, что В. Соколов - один из лучших русских лириков. И если взять одно это, вырванное из всякого контекста утверждение, нам не о чем было бы говорить и можно было бы сразу же с легкой душой приступить к публикации стихов Соколова, которых позорно мало в Рунете.

Но есть, есть контексты и подтексты, и частенько они таковы, что в конечном счете существенно девальвируют само утверждение. В них шевелятся полузабытые, призрачные тени критических обойм, газетно-журнальных разносов и панегирик, бродит дурной, комсомольско-советский душок литературно-критической групповщины. И словно бы ненавязчиво, но с упорством рефрена звучит: тихая лирика, поэт круга тихой лирики, признанный лидер русской тихой лирики, навевая, так сказать, золотые сны на наши ресницы.

В связи с этим необходимо сказать следующее. Лирика Владимира Соколова в значительной — а, пожалуй, и определяющей — степени является гражданской. В ней чисто и ясно, в полную — точно выверенную поэзией — меру голоса звучит слово о человеческом достоинстве и совести. Ей нет дела до того, считает ли ее союзницей лицемерная и двуличная мораль строителя коммунизма, как и до того, что ее пытается списать и предать забвению аморализм нынешнего, осатанело шкурного времени. Она — поверх всех и всяческих общественно-политических, идеологических, конфессиональных и родоплеменных уродств духа — обращается непосредственно к человеческому в человеке, что, собственно, и является прямым делом лирики во все времена. И если сегодня кого-то слова "Безвестность - это не бесславье... бесславье - это хуже. Оно как слава. На виду" или "Упаси меня от серебра И от золота свыше заслуги..." приводят в некое томление, вызывают как бы скуку в организме и желание больше не слушать, то это правильно. Так и должно быть. Просто они смутно ощущают, что с них каким-то образом снимают пробу.

Правильно и то, что, как всякая подлинная, а уж тем паче большая лирика, она не укладывается в прокрустово-критические рамки, сколоченные с той или иной степенью мастеровитости. Вот и приходится пытаться если не отсечь "лишнее" (а такие попытки случались в истории отечественной критики), то хотя бы ужать, подогнуть или, на худой конец, загородить, что ли. Вся эта суета заведомо обречена, какими бы благими побуждениями не оправдывалась. "Нет школ никаких. Только совесть"...

Я вовсе не собираюсь изображать поэта пламенным трибуном с горящими очами. Голос Соколова всегда — в светлые или печальные, приподнятые или трагические минуты — сохранял естественность, ему был предельно чужд любой форсаж. Но — не нами замечено — правда, будучи сказана с обычной, нормальной громкостью человеческой речи, способна перекрыть иной заполошный набат. И когда появилось стихотворение "Вдали от всех парнасов..." — оно прозвучало вовсе не тихо. Владимир Соколов не только заявил о себе как о наследнике классической традиции русской поэзии — в противовес "химерам пустого баловства" — но и в самой этой традиции решительно определился, закрыв давно ставшую бесплодной, выродившуюся в идеологический пустоцвет тему растаскивания русской культуры по враждебным лагерям: славянофилов — западников, "демократов" — "реакционеров" и т.п. Имена Некрасова и Фета, старательно противопоставлявшиеся повсюду, от школьных учебников до академических трудов, были поставлены рядом, соединены тем смыслом, который гораздо больше и неизмеримо долговечнее любой идеологической конъюнктуры. И это было ошеломляюще.

Только тот, кто не знает этого, или безнадежно забыл, или не хочет знать, мог сказать об этом стихотворении Соколова такие вот, извините за прямоту, бесполые слова: "Воспевает он и поэтическую традицию прошлого". Можно было бы назвать все это "критикой для простонародья", но, думаю, лучше оставить простонародье тем, кто его выдумал.

И вообще "оставим критику малодушным", как говаривал известный музыкальный критик Яворский: нас ждут стихи, и не просто хорошие стихи, а шедевры русской лирики второй половины XX века.