Записки ненатуралиста
Непридуманные истории
Русалка
Боже мой, какие комары летом у нашей реки! Пираньи, а не комары. Джинсы прокусывают легко, как собаки, ей–богу. Идешь по темну с лодкой в рюкзаке и радуешься тому, что хотя бы полспины уцелеет. Сломаешь пучок травы попрочнее, пижмы какой–нибудь, и свободной рукой наяриваешь себя этими розгами куда только достанешь, как флагеллант–энтузиаст, а до берега добираешься уже почти трусцой, словно и не прешь около пуда груза, и лет тебе на двадцать меньше, чем в действительности.
На берегу немного полегче, обе руки можно пустить в ход, — лодку накачиваешь ногой, но все равно не мед. Наконец, накачал, уложился, отчалил.
Поначалу даже о рыбе не думаешь, а только о том, что вот сейчас несколько гребков — и отстанут, какое счастье.
В прибрежном леске еще ночь, а над рекой уже чувствуется близкое утро. Плывешь потихоньку сквозь поднимающийся туман, а вода все светлеет, и только кое–где, у берега под деревьями, наоборот, становится темней и зеленее.
Иногда в таких местах, на мелких быстринах, видно что–то неторопливо всплывающее, шевелящееся лениво и опять уходящее ко дну.
Когда я впервые увидел такую картину, да еще в самое подходящее время, в светлейшую ночь, в полнолуние, с невысокого обрывистого бережка, эти длинные всплывающие пряди, проступающие постепенно из темной глубины под самую поверхность блистающей лунной воды, в полной тишине, я, пережив некоторую оторопь и даже страх, вдруг с абсолютной ясностью понял, откуда появились в наших сказках и мифах бедные, пропащие существа — русалки.
Правда, некоторые исследователи утверждают, что рассказы о русалках возникли в результате встреч с водными млекопитающими семейства сирен.
Может, где–нибудь так и было, а у нас, в средней полосе, вряд ли когда–нибудь жили ламантины или несчастная стеллерова корова.
Хотя, с другой стороны, кто его знает, ведь водилась же некогда в наших речках стерлядь.
Но чем ближе восход, чем сильнее свет и реже туман, тем меньше сходства с зелеными волосами, и становится вполне очевидно, что на самом деле это просто длинные гибкие стебли водорослей, колеблемые и приподнимаемые течением.
Между прочим, на границах таких вот участков ловятся приличные щурята и даже щуки. Правда, и блесен оторвано здесь великое множество. Среди них есть и мои, а как же.
Но на этот раз я был настроен мирно и отправлялся к месту совсем другого характера: к окошку среди зарослей кубышки, почти у самого берега.
Собственно, бéрега тут как бы и не было — рощица вётел и черной ольхи стояла на болоте, густо прикрытом буреломом и пятнами влагостойких трав. Поплавочники сюда не совались, расположиться с комфортом негде, да и длинной удочкой под деревьями не размашешься, а короткой до окошка не достать. Изредка набегали спиннингисты, с их презрением к удобствам и всегдашней готовностью к приключениям, но чаще под осень, когда с лодки ловить тут становилось уже не интересно. Так что мы друг другу не мешали.
Окошко это, неожиданно глубокое, прямо–таки маленький омут, я уже не раз прикармливал между делом, так что на общем плотвином фоне не исключались приятные неожиданности в виде подлещика или подъязка, даром что метрах в десяти от берега.
Я поставил лодку в удобную позицию, следя, чтобы поднимающееся солнце не бросило мою тень на открытую воду, засунул под себя несколько стеблей кубышки вместо якоря на случай ветра, и занялся удочкой.
И тут, среди сияющей и звенящей утренней тишины, где–то совсем рядом, за деревьями раздался оглушительный треск и хруст валежника, хлюпанье шагов и хриплый, негромкий, но трагически накаленный женский голос: "Боже мой, тут же везде вода... и тут вода... как же здесь пройти?!"
Я машинально посмотрел на часы — почти шесть. За моей спиной только что встало солнце, но успело лишь порозовить крайние стволы у самой воды. За ними замелькало какое–то цветное пятно и через минуту, наконец, возникло у меня на виду.
Это была девушка, которой, несмотря на явственные следы тяжелой ночи, никак нельзя было дать больше двадцати лет. Я только успел подумать, что голос тянул на все сорок, как она воззвала:
— Мужчина!! Как мне выйти отсюда в город?! —
Она была очень легко одета — какая–то желтая блузка вроде маечки и темная юбка, не то чтобы мини, но около того. Я весь мгновенно покрылся гусиной кожей и зачесался: это мой организм помимо воли представил себе, что с ней сделали комары за ночь.
Лицо у нее было опухшее и панически потерянное. В руках ничего не было.
Стараясь говорить совершенно спокойным, даже скучным голосом, как будто все происходящее — дело обычное, я растолковал:
— Возвращайся назад, выйдешь на сухое место — увидишь тропу; по ней и иди вдоль реки, вверх по течению, — я махнул рукой за спину. — Только влево не сворачивай, все время держись к берегу. Так выйдешь на хорошую укатанную дорогу, дальше иди по ней. Там уже видны будут дома слева, но ты к ним по тропам не сворачивай, в лесу угодишь в болото. Иди только дорогой, она выведет к плотине и повернет прямо к улице, к автобусной остановке. —
— А... далеко это? — с безумной надеждой, иссушенным полушепотом спросила она. —
— Нет, не очень... где–то с километр, — ободрил я ее, да и не сильно соврал.
— Сс... спасибо. —
И оступаясь, продолжая приговаривать "о господи" и даже временами вроде бы коротко стеная, это бедное, пропащее существо устремилось назад, в свою стихию, в город...
А я, знаете ли, не стал тут ловить. Хоть и ругал себя за суеверность, и жалел прикормленного окошка, но поплыл в другое место, благо их у нас на реке еще немало.
"Ничего, — бормотал я, — выйдет к городу, очухается, доедет как–нибудь домой, в крайнем случае и без билета. А может, у нее карманы есть, да я не заметил... Все обойдется."
Вот только комары... Или они их не кусают?..