* * *

Ты вернула мне наивность.
Погляди – над головой
Жаворонок сердце вынес
В светлый холод ветровой.

Расколдованная песня!
Вновь я с травами расту,
И по нити по отвесной
Думы всходят в высоту.

Дольним гулом, цветом ранним
Закачавшимся вдали,
Сколько раз еще воспрянем
С первым маревом земли!

Огневое, молодое
Звонко выплеснул восток.
Как он бьется под ладонью –
Жавороночий восторг!

1964

* * *

Водою розовой – рассвет.
В рассветах повторенья нет.
И кажется, в ночи решалось,
Какою быть она должна —
И переливчатая алость,
И тучи дымная усталость,
И голубая глубина.

Как непривычно день начать!
Теней обрывки на плечах.
Как будто из вчерашней жизни,
Неискушенный, я встаю.
Огни, уйдите! Солнце, брызни!
Живущий — в тело,
в сердце,
в мысли
Вбираю огненность твою.

И что-то въевшееся в нас
Ты выжигаешь всякий раз,
Чтоб сокровенное открылось
Перед землею и тобой,
И жизнь опять щедра на милость,
Восполнив дней необратимость
Неугасимой новизной.

1964

* * *

В бессилье не сутуля плеч,
Я принял жизнь. Я был доверчив.
И сердце не умел беречь
От хваткой боли человечьей.
Теперь я опытней. Но пусть
Мне опыт мой не будет в тягость:
Когда от боли берегусь,
Я каждый раз теряю радость.

1963

* * *

Когда бы все, чего хочу я,
И мне давалось, как другим,
Тревогу темную, ночную
Не звал бы именем твоим.

И самолет, раздвинув звезды,
Прошел бы где-то в стороне,
И холодком огромный воздух
Не отозвался бы во мне.

От напряженья глаз не щуря,
Не знал бы я, что пронеслось
Мгновенье встречи — черной
бурей
Покорных под рукой волос.

Глаза томительно-сухие
Мне б не открыли в той судьбе,
Какие жгучие стихии
Таишь ты сдержанно в себе.

Все незнакомо, как вначале:
Открой, вглядись и разреши!..
За неизведанностью дали –
Вся неизведанность души.

И подчиняться не умея
Тому, что отрезвляет нас,
И слепну в медленном огне я,
И прозреваю каждый час.

1963

* * *

Широкий лес остановил
Ночных ветров нашествие,
И всюду – равновесье сил,
И дым встает торжественный.

Шурши, дубовый лес, шурши
Пергаментными свитками,
Моей заждавшейся души
Коснись ветвями зыбкими!

За речкой, трепетной до дна.
За медленными дымами
Опять зачуяла она
Огромное, родимое.

И все как будто обрело
Тончайший слух и зрение,
И слышит и глядит светло
В минутном озарении.

Сквозит и даль и высота,
И мысль совсем не странная,
Что шорох палого листа
Отдастся в мироздании.

В осеннем поле и в лесу,
С лучом янтарным шествуя,
Я к людям утро донесу
Прозрачным и торжественным.

1963

* * *

Коснись ладонью грани горной –
Здесь камень гордо воплотил
Земли глубинный, непокорный
Избыток вытесненных сил.

И не ищи ты бесполезно
У гор спокойные черты:
В трагическом изломе – бездна,
Восторг неистовый – хребты.

Здесь нет случайностей нелепых:
С тобою выйдя на откос,
Увижу грандиозный слепок
Того, что в нас не улеглось.

1963

* * *

Грязь колеса жадно засосала,
Из-под шин – ядреная картечь.
О дорога! Здесь машине мало
Лошадиных сил и дружных плеч.

Густо кроют мартовское поле
Злые зерна – черные слова.
Нам, быть может, скажут:
не грешно ли
После них младенцев целовать?..

Ну, еще рывок моторной силы!
Ну, зверейте, мокрые тела!
Ну, родная мать моя Россия,
Жаркая, веселая – пошла!

Нет, земля, дорожное проклятье –
Не весне, не полю, не судьбе.
В сердце песней – нежное зачатье,
Как цветочным семенем – в тебе.

И когда в единстве изначальном
Вдруг прорвется эта красота,
Людям изумленное молчанье
Размыкает грешные уста.

1964

* * *

Шнуры дымились. Мы беды не ждали,
И с горьких губ проклятье сорвалось,
Когда он встал на каменном увале –
Весенней силой вынесенный лось.

Он весь был клич – горячий и упругий,
И, принимая ветер на рога,
Он чуял в нем и брачный зов подруги,
И дальнее дыхание врага.

Была минута – из-за глыб молчащих
Стремительно, как бедственный сигнал,
Навстречу лосю вырвался запальщик
И с гулким криком шапкой замахал.

Стояло солнце диском дымно-черным.
Опали камни. Эхо улеглось.
С обломком ветки на рогах точеных
Мелькал в просветах оглушенный лось.

Ничком лежало свернутое тело.
Открытый рот, как омертвелый крик.
На много метров шапка отлетела,
И чуть дымился стиснутый пальник.

Вы эту силу юную измерьте
В ее живой бесстрашной наготе.
Кричат словами – о нелепой смерти,
Молчаньем – о спасенной красоте.

1963

МОСТ

Погорбившийся мост сдавили берега,
И выступили грубо и неровно
Расколотые летним солнцем бревна,
Наморщилась холодная река,
Течением размеренно колебля
Верхушку остро выгнанного стебля,
Который стрелкой темный ход воды,
Не зная сам зачем, обозначает, –
И жизнь однообразьем маеты
Предстанет вдруг – и словно укачает.

Ты встанешь у перил. Приложишь меру.
Отметишь мелом. Крепко сплюнешь сверху.
Прижмешь коленом свежую доску,
И гвоздь подставит шляпку молотку
И тонко запоет – и во весь рост
Ты вгонишь гвоздь в погорбившийся мост.
И первый твой удар – как бы со зла,
Второй удар кладешь с присловьем хлестким,
А с третьим струнно музыка пошла
По всем гвоздям, по бревнам и по доскам.

Когда же день утратит высоту,
И выдвинется месяц за плечами,
И свет попеременно на мосту
Метнут машины круглыми очами –
Их сильный ход заглушит ход воды,
И, проходящей тяжестью колеблем,
Прикрыв глаза, себя увидишь ты
В живом потоке напряженным стеблем.

1965

* * *

Тянулись к тучам, ждали с высоты
Пустым полям обещанного снега,
В котором есть подобье доброты
И тихой радости.
Но вдруг с разбега
Ударило по веткам молодым,
Как по рукам, протянутым в бессилье,
Как будто не положенного им
Они у неба темного просили.

И утром я к деревьям поспешил.
Стволов дугообразные изгибы,
Расщепы несогнувшихся вершин,
Просвеченные ледяные глыбы,
Висячей тяжестью гнетущие мой лес,
Увидел я... И все предстало здесь
Побоищем огромным и печальным.
И полоса поникнувших берез,
С которой сам я в этом мире рос,
Мне шествием казалась погребальным.

Когда ж весною белоствольный строй
Листвою брызнул весело и щедро,
Дыханье запыхавшегося ветра
Прошло двойным звучаньем надо мной.
Живое лепетало о живом,
Надломленное стоном отвечало.
Лишь сердце о своем пережитом
Искало слов и трепетно молчало.

1966

* * *

Схватил мороз рисунок пены,
Река легла к моим ногам –
Оледенелое стремленье,
Прикованное к берегам.

Не зря мгновения просил я,
Чтобы, проняв меня насквозь,
Оно над зимнею Россией
Широким звоном пронеслось.
Чтоб неуемный ветер дунул,
И, льдами выстелив разбег,
Отозвалась бы многострунно
Система спаянная рек.

Звени, звени! Я буду слушать –
И звуки вскинутся во мне,
Как рыб серебряные души
Со дна к прорубленной луне.

1964

* * *

Сюда не сходит ветер горный.
На водах – солнечный отлив.
И лебедь белый, лебедь черный
Легко вплывают в объектив.

Как день и ночь. Не так ли встретил
В минуту редкостную ты
Два проявленья в разном свете
Одной и той же красоты?

Она сливает в миг единый
Для тех, кто тайны не постиг,
И смелую доступность линий,
И всю неуловимость их.

Она с дичинкой от природы:
Присуще ей, как лебедям,
Не доверять своей свободы
Еще неведомым рукам.

1963

* * *

Все, что было со мной, – на земле.
Но остался, как верный залог,
На широком, спокойном крыле
Отпечаток морозных сапог.

Кто ступал по твоим плоскостям,
Их надежность сурово храня,
Перед тем, как отдать небесам
Заодно и тебя и меня?

Он затерян внизу навсегда.
Только я, незнакомый ему,
Эту вещую близость следа
К облакам и светилам – пойму.

Нам сужден проницательный свет,
Чтоб таили его, не губя,
Чтобы в скромности малых примет
Мы умели провидеть себя.

1964

* * *

Опять над голым многолюдьем
Июля солнечная власть,
И каждый рад открытой грудью
К земле по-древнему припасть.

Чей это стан? Какое племя?
Куда идет? Что правит им?..
Но не теряет облик время,
И в людях он невытравим.

Любой здесь временем помечен,
И оттого еще светлей
Святое утро человечье
Сквозит в невинности детей.

Дай подышать на пляже всласть им
Они в неведенье – и пусть.
И знай, что истинное счастье
Слегка окрашивает грусть.

А речка мирно лижет ноги
Своим холодным языком.
Какие ждут еще тревоги
Тебя, лежащего ничком?

Тебе от них не отрешиться,
Они овеяли твой путь,
И сердце в шар земной стучится:
Мы жили в мире – не забудь.

1963

* * *

В ночи заботы не уйдут –
Вздремнут с открытыми глазами.
И на тебя глядит твой труд,
Не ограниченный часами.

И сколько слов из-под пера,
Из-под резца горячих стружек,
Пока частицею добра
Не станет мысль, с которой сдружен.

Светла, законченно-стройна,
Чуть холодна и чуть жестока,
На гордый риск идет она,
Порой губя свои истоки.

Не отступая ни на пядь
Перед безмыслием постылым,
Она согласна лишь признать
Вселенную своим мерилом.

1963

* * *

Р. А.

Отдамся я моей беде,
Всему, что слишком кратко
встретил,
И, отраженную в воде,
Тебя слепой расплещет ветер.

И, солнце с холодом смешав,
Волна запросится в ладони,
И пробежит по камышам
Мгновенье шумно-молодое.

Тогда услышу у воды,
Как весь насквозь
просвистан невод,
И навсегда твои следы
На берегу окаменеют.

Пройдя певучею тропой,
Заполнит память их, как чаши,
Чтобы продлился праздник мой
Хотя бы в слове прозвучавшем.

1966

* * *

И я опять иду сюда,
Томимый тягой первородной,
И тихо в пропасти холодной
К лицу приблизилась звезда.

Опять знакомая руке
Упругость легкая бамбука,
И ни дыхания, ни звука –
Как будто все на волоске.

Не оборвись, живая нить!
Так стерегуще все, чем жил я,
Меня с рассветом окружило,
Еще не смея подступить,

И, взгляд глубоко устремя,
Я вижу: суетная сила
Еще звезду не погасила,
В воде горящую стоймя.

1967

* * *

Зачем так долго ты во мне?
Зачем на горьком повороте
Я с тем, что будет, наравне,
Но с тем, что было, не в расчете?

Огонь высокий канул в темь,
В полете превратившись в камень,
И этот миг мне страшен тем,
Что он безлик и безымянен,

Что многозвучный трепет звезд
Земли бестрепетной не будит,
И ночь – как разведенный мост
Меж днем былым и тем, что будет.

1963

* * *

В эту ночь с холмов, с булыжных улиц
Собирались силы темных вод.
И когда наутро мы проснулись,
Шел рекой широкий ледоход.

Размыкая губы ледяные,
Говорила вольная вода.
Это было в мире не впервые,
Так зачем спешили мы сюда?

А река – огромная, чужая,
Спертая – в беспамятстве идет,
Ничего уже не отражая
В мутной перекошенности вод.

От волны – прощальный холод снега,
Сочный плеск – предвестье первых слов,
И кругом такой простор для эха,
Для далеких чьих-то голосов.

Нет мгновений кратких и напрасных –
Доверяйся сердцу и глазам:
В этот час там тихо светит праздник,
Неподвластный нам.

1969

* * *

И вышла мачта черная – крестом,
На барже камень, сваленный холмом,
И от всего, что плыло мне навстречу,
Не исходило человечьей речи.

И к берегам, где меркли огоньки,
Вода ночная в ужасе бросалась,
А после долго посреди реки
Сама с собой с разбегу целовалась.

Сгустилась темь. Костер совсем потух.
Иными стали зрение и слух.
Давно уж на реке и над рекою
Все улеглось. А что-то нет покоя.

1970